Тигран Кеосаян: Телевизор выполняет заказ
Почему его не выполняет Тигран, читайте в этом остросюжетном интервьюМы записывали интервью в тот день, когда прокуратура должна была решить вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении Тиграна Кеосаяна по одной из его программ. Один из депутатов услышал в словах ведущего «разжигание национальной розни». Тигран поведал о случае из детства, когда он рассказал отцу об обидчике, дразнившем его за национальность. Отец посоветовал бросить в него камень. По словам адвоката Кеосаяна Павла Астахова, «тут же в передаче Кеосаян пояснил, что этого не сделал и считает подобные методы неправильными». Когда наше интервью с Кеосаяном закончилось, стало известно, что прокуратура Центрального административного округа Москвы возбуждать дело отказалась.
Для режиссера, который очень давно связан с телевидением, ведение теле-программы – новая профессия. Программа на Рен ТВ носит его имя, и – что редкость на нынешнем телевидении – именно он, ведущий, несет полную ответственность за то, что в программе происходит. Тигран уверяет, что и выбор гостей, и выбор темы полностью зависит только от него – это одно из условий его согласия вести программу. Никаких черных списков, никаких указаний – абсолютная творческая свобода. Зачем ему это новое дело, отнимающее столько времени?
— Приглашаете в эфир неприятных вам людей?
— Конечно! Просто человек должен быть в теме.
— Как себя при этом чувствуете?
— Во-первых, надо говорить вокруг определенной темы. Если человек в материале и это полезно для зрителей, то — вперед. Мои личные пристрастия не являются определяющим моментом. Кстати, с друзьями делать программы намного сложнее. Интервью ведь — вытащенный правильно инсайд, а про друга ты все знаешь. Ну как вытаскивать инсайд на друга? Профессия не то что подлая... Но ведь надо вытащить настоящее нутро человека, а его не все хотят показывать. Но чтобы достучаться, понять человека, это делать надо. Или — менять профессию.
— Это главная для вас сложность?
—Нет, для меня главная задача — быть интересным зрителям, но при этом не подыгрывать их вкусам или ожиданиям. Нужно задавать вопросы от их лица. Я — Тигран Кеосаян, но не режиссер, снявший энное количество фильмов и время от времени мелькающий на обложках...
— ...и в рекламе...
— ...а один из зрителей, и не кокетства ради я это говорю. Моя задача — задавать обыкновенные вопросы. Ребят, вот вы сидите в Госдуме, а чем вы там занимаетесь?! «Несовершенство законов, несовершенство законов, плохое исполнение, плохое исполнение»…...Ребят, ну сколько вы мне будете рассказывать, как сложно в государстве? А вы на что? Сколько лет вы сидите в Думе? Шестнадцать?! А сколько еще должно пройти? 1500?
— Почему вы согласились на предложение Рен ТВ стать ведущим программы?
— Я общественно, политически интегрированный человек. Это было всегда, начиная с папы, который день начинал с чтения газет. Ко мне это, вероятно, пришло генетически. Мне всегда было интересно, в какой стране я живу, какова ее история. Я не просто увлекался историей, а довольно профессионально ею занимался. Это предложение нашло отклик, потому что я не узкий специалист. Мне, например, неинтересно делать программу только про кино. Проблем, что ли, больше нет? Хотя моя программа и называется «развлекательной», развлекательного в ней мало.
— То есть заставило гражданское чувство?
— Абсолютно! Пусть это звучит выспренне, неуместно или неожиданно от меня. Но у меня в связи с этим проектом абсолютно гражданская позиция. И за пять месяцев работы, как это ни парадоксально, слово где-то уже отозвалось. Иногда негативно, иногда — в хорошем смысле.
— Например?
— Нет, это конкретика. Была критика, нашла положительный отклик — с детскими домами, еще кое с чем. А вот как «плохо отозвалось» — все знают: запрос на меня подал депутат Курьянович, на следственных мероприятих был... Оказывается, я межнациональную рознь разжигал по 282-й статье, часть вторая. Вот такая у меня, оказывается, жизнь, по Курьяновичу... Мы все — индивидуальности. То, что нет похожих друг на друга людей, — банальная и расхожая истина. Но это — абсолютно моя программа, которая носит мое имя. И свою индивидуальность я показывать не боюсь. И я не хочу казаться ни лучше, ни хуже. Если меня что-то раздражает, возбуждает интерес или резкое неприятие, я это выскажу. Именно с той эмоциональной окраской, с которой я бы сказал, сидя в гримерной. Наверное, этим программа отличается от других.
— А для вас важно повлиять на зрителя?
— У меня только одна мысль — повлиять на зрителя.
— Думала, может, ради интереса или общения с людьми этим занимаетесь...
— Все мои программы несут один мессидж (message — англ. основная тема, идея. — Прим. ред.), о чем бы ни говорили — о лимитчиках или преемниках президента. И мессидж этот такой: все зависит от нас с вами. Фатализм — это прерогатива очень слабых и ведомых людей. Не надо кричать, что во всем виноват президент или депутаты. Это, наверное, можно говорить, когда рыльце у тебя не в пушку. А не в пушку рыльце у тебя, когда ты не мочишься мимо унитаза, если ты в подъезде берешь тряпку и моешь — без гарантий, что не насрут снова. Ты сначала сделай что-нибудь! И, может, это кому-то понравится! Не надо оперировать глобальными категориями: мир, страна, разруха, проблемы. Давайте в душе своей разруху уберем, потом у мужа/жены, ребенка, бабушки/дедушки. Убери уголочек свой цветами! Да, это долго. И не надо обманывать людей, что все произойдет по щелчку. Гадкий популизм, на который работают политики, в том, что нам все время обещают: вот придет кто-то, и через 400 дней у нас будет благоденствие, а через 916 — рай в кубе. Это вранье! Если люди жили в скотском положении не только в революционные годы, если крепостное право только в 1861-м было отменено, то нужно хотя бы сейчас начать двигаться. Потому что качество жизни меняется не щелчком, а благодаря воспитанию новых поколений. И чтобы хоть какие-то поколения увидели новое, надо начинать сейчас. Хотя не изменится ничего ни при наших детях, ни при внуках.
— Но вот конкретно сейчас новый телесезон совпадает с предвыборной кампанией...
— Мне кажется, надо по-другому сформулировать. Это предвыборная кампания совпадает с новым телесезоном.
— (Смеемся.) А вы будете включаться в предвыборную кампанию?
— Ну конечно! У нас же ежедневное шоу, которое отвечает на вопросы сегодняшнего и завтрашнего-послезавтрашнего дня. Как можно оказаться вне одного из главных политических событий — парламентской кампании? Конечно, окажемся. Но не надо из этого делать культа.
— А ваши коллеги? Как вы думаете, каким будет ТВ в целом в это время?
— Как у человека, который профессионально связан с ТВ с 87-го года, у меня взгляд несколько замылен. Мое отношение к сегодняшнему ТВ? Скучно — при огромном количестве развлекаловки, причем — очень удачной (на Первом, в частности, канале). Но мне, конечно же, не хватает разговоров. Не полоскания, а именно разговоров. Мне все время, кстати, хочется апеллировать к интеллектуалам (назовем их так), которые все про однообразие мнений говорят... Ребятки, а вам нравилось, как в 90-е годы, когда, забыв все границы, нормы приличия, воспитания — с детскими обоями с петушками и сказками Андерсена, которые вам читали замечательные родители, вы полоскали все: президента, власть — все что угодно! Не критиковали. Не выносили суждения. Не выдвигали гипотезы. А полоскали! Особенно в 96-м. Я, кстати, еще тогда говорил, что это — вакханалия. Свобода имеет свои границы, иначе начинается беззаконие, отсутствие свободы и пропаганда: «рви и жги!». Думаю, что сегодняшнее некое вертикалеообразие имеет корни — оттуда. Просто выработалось очень сильное отторжение — у власти. Когда мы говорим о демократии, надо задать вопрос: ребятки, а что ж демократию-то мы так просрали в 90-х? Ведь таких шансов не было никогда. Что ж не воспользовались? Не преобразовали и ничего не сделали? Когда сатирики разные едко и жестко пишут в разных журналах, я очень хочу вспомнить о тех их программах, где были не сарказм и даже не желчь. Уничтожался Ельцин, который, между прочим, был президентом. Какое же уважение к государству вы хотите, если мочите своего президента? Которого выбрали. Но мало того — за которого призывали голосовать! За которого на баррикадах стояли! Нельзя быть наполовину беременным. Надо отстаивать свою позицию.
— Но причины происходящего — это все-таки одно. А то, что мы видим сейчас?
— Телевидение выполняет заказ. Социальный заказ государства. ТВ сейчас позиционирует себя как инструмент государственной политики. Да, его «спозиционировали», но оно согласилось. Иллюзий никаких нет. У меня, кстати, такое ощущение, что у сильного государства не бывает свободного телевидения. Парадоксальная очень мысль, правда? Но контроль за телевидением есть везде. Он есть в Америке. Администрация французского президента тоже может договориться с журналистами. Но, правда, всегда есть журналисты, с которыми договориться невозможно. Я согласен, что перегибы — глупые. Ну, если есть какой-то «Марш несогласных», если проходит такая демонстрация, то нельзя делать вид, что ее нет. Кстати, на один из них я пошел — мне было интересно. Таким отъюзанным (использованным. — Прим. ред.) я себя никогда не чувствовал! Подумал: а что я здесь делаю с бритоголовыми, с лимоновцами и с тремя интеллигентными лицами, которые себя чувствуют настолько же использованными? Но заметьте! Покажите, где были неправы правоохранительные органы, а где — организаторы. Дайте вариативность! ...Но это — реакция на 90-е, это — память: «Не-е-ет, мы вам больше не позволим». Но ведь, ребят, мы же сами себе столько напозволяли в 90-е! Мы не хранили эту искорку, бережно поднося к ней лучиночку и подбрасывая веточки... Нет! Мы плеснули в эту искорку керосинчику и добавили бензина. Вот и хаваем.
— И долго «хавать»? Лет 200?
— До тех пор, пока власть не почувствует себя по-настоящему сильной, уверенной и мудрой. Тогда у нас появится разная палитра мнений. Но не надо забывать, что у нас власть молодая, ей всего 16 лет от роду. Почему сейчас должно что-то произойти? К тому же у нас страшное наследие: мы в школах изучали, какие великие у нас Петр I и Иван Грозный. Да, они великие, но при этом — убийцы! Цена жизни человека бывает нивелирована всегда, и это не ноу-хау большевиков. Я надеюсь, что пройдет два-три столетия и окружение нас заставит привести нормы к какому-то общему знаменателю. Понимаете?
— Понимаю. Но этот тезис про несвободное телевидение в сильном государстве... У нас несвободное телевидение. Получается, что государство — сильное? Вы в это верите?
— Государство решило начать с телевидения. Абсолютно просто и понятно. Государство, если оно претендует на роль вожака, не может позволить себе сильного ТВ. Так это сейчас воспринимается. Потом — монополизировали энергодобывающие компании.
— Нет, сначала Думу построили.
— А после Думы — бюджетообразующие компании. Конечно, если бы думали об экономике, то не поднимали бы экономики западных стран, размещая там деньги Стабфонда. Но все, что ранее разбежалось, собрали в кучу. Модели-то никакой не было перед глазами, только советская. Именно поэтому я не отношусь к произошедшему как к «ужас-ужас». Должно пройти время, разные формы и возможности улучшения жизни. Вы думаете, власть не думает о том, как сделать бы жизнь получше? Думает! Когда люди во власти наедаются ею, они начинают думать о своем месте в истории. Это — закон. Я уверен, что все хотят, чтобы было хорошо.
— Вы как ведущий сами выбираете темы, гостей. Навязать, как я понимаю, вам их невозможно. На вас не давят, черных списков нет, творческая свобода — абсолютная. Но такие темы, как Беслан, «Норд-Ост», Чечня, у вас могут появиться?
— Не дай бог случиться подобному! Я не знаю, будут ли указания или нет. Но когда произошел ужас на Ульяновской шахте и траур тогда еще никто не объявил, я с редакторами поменял тему за 12 минут. Не дай бог, что-то подобное произойдет, но я вам обещаю в этой программе отклик обязательно будет. Сразу.
— Или вас не будет в этой программе.
— Абсолютно верно сформулировано. И это было условием моего согласия (вести программу. — Н.Р.).
— Не дай бог! Возможно, я неправильно сформулировала. Я — о том, что есть совершенно конкретные Беслан, «Норд-Ост» и Чечня... Первый канал показывает фильм об 11 сентября, но в его сетке нет фильма о Беслане. Лишь Рен ТВ повторяет фильм Оксаны Барковской...
— Поймите, я не ухожу от ответа и ответственности, но у нас программа не аналитическая. Сам смысл этой программы — в только что произошедшем событии, максимум — позавчерашнем... Я профессиональный человек. Есть формат и есть его требования. Если я захочу что-то сказать, то всегда найду где. Пойду на «Эхо Москвы», например. Но если не произошло конкретного действия здесь и сейчас, причем с резонансом...
— Но резонанс делает как раз телевидение! Я верю, что вы свободный человек и никто вас в обратном не обвиняет... Прошли в начале сентября митинги памяти по Беслану — в Москве и Петербурге. Резонанса никакого не было — не было камер федеральных каналов. Но вы хотите резонанса, работая на ТВ!
— (Задумывается.) Да, тут ножницы... Согласен.
— Скажите, а для вас, ведущего Тиграна Кеосаяна, есть кумиры в вашей новой профессии?
— Кумиров я себе не создавал, но из американских мне всегда нравились очень Литерман и Линнер. И Ларри Кинг. У нас же глотком свежего воздуха был Владимир Познер, когда он появился. Представить себе невозможно было! И, конечно, Леонид Парфенов. Который до такой степени повлиял на ТВ, что сейчас карликовых парфеновых по каналам разбросано словно пшена для кур. Но кумирами их назвать нельзя. Кумиры — это фетишизм. Надо смотреть, интересоваться, учиться и не терять самоиронии. Я видел очень умных людей, которые кончали полными дураками, поверив в свою избранность. Только самоирония.
Наталия Ростова, обозреватель «Новой», http://www.novayagazeta.ru/
21.09.2007